Ротмистр авиации - Страница 7

Курново повертел листок. Первое, что пришло ему в голову — ротмистр узнал об увольнении и «проявил бдительность», чтобы отвести угрозу. Однако, поразмыслив, полковник все-таки решил: вряд ли, такими вещами не шутят. Полковник знал, что внедрение Губарева в командный состав Гатчинского военного аэродрома произведено еще до образования ПКРБ, но инициативе штаба округа. Впрочем, в строгом смысле слова это нельзя было даже назвать внедрением. В воздухоплавательные части, которые на 1911 год состояли из двух батальонов и одиннадцати рот, откомандировывали, оставляя чин предыдущего состояния, и ротмистр Губарев был зачислен в состав Гатчинского аэродрома как спец по вооружению, которым он и являлся до перевода в жандармерию. Единственным прикрытием агента по особым поручениям было то, что в состав Гатчинского воздухоплавательного формирования он был записан офицером кавалерии.

Придя к выводу, что сигнал Губарева навеян действительными подозрениями, Курново попытался разобраться в существе дела. С одной стороны, донесение выглядело несколько легкомысленно, если не сказать — смехотворно. Татарин, дворник, японский поклон «рэй-го». Беллетристика да и только. С другой, все-таки речь идет о военной авиации.

Здесь следует объяснить, что авиация или, как тогда было принято говорить, воздухоплавание в 1911 году становилось ведущей отраслью в техническом перевооружении армии. В этом году на развитие авиации правительством была отпущена огромная по тем временам сумма — 180 миллионов рублей. Сведущий в военном деле и широко информированный человек, Курново знал, что самолеты, дирижабли и иные летательные аппараты, примененные ведущими державами в боевых действиях, показали себя как грозное оружие, а в армиях Англии, Франции, Германии, Италии, США, Японии были созданы первые воздухоплавательные формирования, зачатки будущих ВВС. Знал полковник, конечно, и то, что в силу этих обстоятельств развитию авиации в России придается сейчас первостепенное значение. После краткого размышления, нажав кнопку, Курново попросил адъютанта, штабс-ротмистра Николаевского, принести дело на агента по особым поручениям Губарева: ему хотелось освежить сведения о ротмистре.

Адъютант быстро принес папку, вышел, и Курново, вздохнув, начал просматривать дело. Послужной список открывала фотография. С казенного фотоотпечатка на полковника смотрело открытое и несколько, пожалуй, — стереотипное лицо молодого человека: темные брови, темные, чуть шире обычного расставленные глаза, пос правильной формы, лихо закрученные вверх усики, ямочка на подбородке. Вглядевшись, полковник убедился, что в лице ротмистра есть что-то азиатское. Впрочем, подумал он, таких среди русских много.

Губарев Александр Ионович, родился в 1885 году в Екатеринбурге, двадцать шесть лет. Православный, из разночинцев. Холост. Санкт-Петербургское Михайловское юнкерское училище окончил в 1904 году, перед самой войной, служил в артиллерии. С началом боевых действий отправлен на русско-японский фронт в чине подпоручика, в связи со знанием японского языка назначен в разведку. В 1904 году, после того как под видом повара-айна был заброшен в японский тыл и собрал важные сведения, награжден Георгиевским крестом. Интересовался техникой, в чем проявил старание и усердие, а также иностранными языками. Мать и отец, учителя, уроженцы Екатеринбурга, занимались с сыном специально, поэтому ротмистр свободно изъясняется на английском, немецком, японском, знает французский и итальянский — «для разговора без словаря». После войны откомандирован в жандармерию. С 1907 года, когда впервые воздухоплаванию и летательным аппаратам начинает придаваться серьезное военное значение, штабс-ротмистр Губарев, как прошедший специальную техническую подготовку, специализируется по контршпионажу в воздухоплавании. В силу этих обстоятельств, а также учитывая особое старание и отличное знание авиационной техники Губарев и был рекомендован для внедрения агентом по особым поручениям на один из важнейших объектов воздухоплавания — Гатчинский военный аэродром.

Курново отложил папку. По досье — офицер серьезный и знающий. Путь блестящий, в двадцать шесть лет ротмистр без всякой протекции. Подумав, полковник взял листок «бар. Вендорф — рот. Губарев», зачеркнул слова «В приказ» и написал: «Повременить», После этого нажал кнопку и, как только появился адъютант, сказал бархатным голосом:

— Вот что, голубчик, Станислав Николаевич. Тут есть донесеньице, посмотрите — Губарев. Учтите, это авиация. Ави-аци-я!

Адъютант был высоким и сухим человеком, он работал с Курново не первый год, по его указанию всегда ходил в цивильной одежде. Лицо адъютанта стало серьезным, он взял листок:

— Прикажете вызвать, Владимир Алексеевич?

— Да, Станислав Николаевич, прошу вас.

Адъютант замялся; дело с назначением барона касалось и его, он получил от семейства Вендорф щедрую взятку. Курново это было известно.

— Владимир Алексеевич, насколько я помню, фамилия Губарева значилась «в приказ»?

Курново отлично понял адъютанта.

— Ничего не меняется, Станислав Николаевич. И все-таки, будьте добры, вызовите-ка мне Губарева.

5

Зубина поместили на первом этаже госпиталя, в самом дальнем конце большой палаты, у окна. Найти его было легко: заглянув, Губарев сразу же заметил подтянутую и растянутую на турникете ногу. Примостив под голову, кроме подушки, еще и свернутый халат, инженер лежал неподвижно, рассматривая видневшиеся за раскрытым окном пыльные кусты. В палате густо пахло несвежей пищей, мочой, грязным солдатским бельем. Как знаком был Губареву этот запах, еще с войны! Он осторожно двинулся между койками, сопровождаемый любопытными взглядами. Это тоже было ему хорошо знакомо: появление нового человека и палате — всегда развлечение. Бородатый мужик в грязной рубахе, сидящий на соседней с Зубиным койке, тронул инженера за плечо.